ИЛЛЮСТРАЦИИ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ
ПЕРЦОВ Владимир Валериевич
Главная » ХУДОЖНИКИ » ПЕРЦОВ Владимир Валериевич
20.01.2013 Просмотров: 5564
Владимир Валериевич
Перцов
07.07.1933

Я художник детской книги — это живописец может себе позволить нравиться только себе или, может, ещё тому, кто купит его картину. Моя работа должна была понравиться сотням тысяч, всем. Но я не хотел для этого делать что-то мне чуждое или претящее — я должен был быть интересным и увлекательным собеседником юным читателям, да и не только им. Быть на высоте современных проблем искусства — и в то же время внятным и нужным своей аудитории, не хамить и не фальшивить, но и не сюсюкать и не обманывать.

ПЕРЦОВ Владимир Валериевич

автор: Кира Кононович источник: по материалам статей и интервью

О нём, как и о всех Голицыных, только начни рассказывать — не остановишься.

«Мои далекие предки были военные, а предки со стороны матери — князья Голицыны — участвовали во многих военных событиях прошлого. В первые годы войны мы жили в подмосковном городе Дмитрове, какое-то время между фронтами — наши его оставили, а немцы не решились войти, остановились на высотах за каналом Москва-Волга».

Владимир рисовал с самого раннего детства: «Сколько себя помню, я всегда рисовал. И обычно это были иллюстрации. Чаще про войну — переход Суворова через Альпы, рыцари Вальтера Скотта или русские богатыри».

Его род вообще богат на талантливых людей: «...первой художницей в нашем роду была прабабушка. Она дружила с Поленовым, Серовым, Коровиным, и сама писала пейзажи. Даже расписала притвор церкви в имении. Её портрет кисти К.А. Коровина сейчас висит в Третьяковской галерее».

«Но конечно кумир моего детства — да и всей жизни — мой дядя Владимир Михайлович Голицын, замечательный детский художник 20-х — 30-х годов. Чудо рисования, волшебство изображения, которым он обладал — я был этим околдован. О нём я уже много писал и рассказывал, и ещё буду — он был человеком необыкновенной душевной контакности и в жизни, и в своём искусстве. Он был влюблён в море и море стало главным мотивом его творчества — книги о море, морские путешествия и сражения, всех времен и народов...»

Именно Владимир Михайлович Голицын, замечательный человек и талантливый художник-романтик, стал первым учителем Владимира. «Я много рисовал, а он приговаривал: «Рисуй больше — художником станешь...». Возможно, именно в нём воплотились несбывшиеся мечтания В.М. Голицына.

Когда-то два милых пожилых человека, брат и сестра, дети замечательной русской художницы Зинаиды Серебряковой, в её необыкновенном доме-мастерской в Париже сказали Перцову: «У вас умное искусство».

«Я, конечно, не слишком обольщаюсь деликатной участливостью добросердечных старых художников, но их комплимент мне памятен и дорог. „Умное искусство“, „умное делание“ вообще — в основе созидания, несущее общее благо, соединение чувства и ума в добре — отличие человека от всего тварного мира.

И мне повезло — с младости я был близок именно с „умными“ художниками. И в детстве, до войны, это был дядя Владимир. Он погиб в лагере под Свияжском. Он был художник и в жизни, творец, творящий вокруг себя добро. И его искусство тоже было средством выражения ума, таланта, остроумия, желания рассказать и показать, принести радость и знание».

«Художницей была моя мама. Недавно она умерла, дожив до 90 лет, до последних дней она работала, в конце жизни руководила восстановлением храма в имении наших предков. Она была художником-оформителем музеев и выставок, высшее образование ей получить не удалось, как княжну её отовсюду гнали. Её искусство было — в создании гармоничного и занимательного ансамбля, ясного образа того, чему посвящена экспозиция, красота и логика организации всего, из чего она состоит.

Владимир Михайлович Голицын Отец Владимира Перцова мать Владимира Перцова
Владимир Михайлович Голицын Валерий Перцов, отец Екатерина Голицына (Перцова), мать

 

«Мой отец был химик, его работы того времени актуальны и сейчас — но душа его жила в музыке: он прекрасно играл на фортепиано. Дворянское происхождение ему тоже изрядно мешало... А ещё отец был влюблён — кроме моей мамы разумеется — в Древнюю Грецию и собрал большую библиотеку про неё. Переводил поэзию, изучал философию, писал исторические обзоры. А я рисовал и древних греков». Отец, «только-только попавший на фронт „добровольцем“», погиб под Москвой совсем молодым, в 35 лет. «Помню его последний поцелуй в утренней дрёме моего дня рождения 7 июля 1941 года».

«И сыновья мои — один художник, другой музыкант».

В школьные годы Перцов почти сошел с пути искусства — спорт, волейбол потом теннис, друзья. «Хватило ума опомниться и пойти в Полиграфический институт — спасибо хорошему человеку и живописцу Сергею Тутунову, в короткий срок обратившего меня на путь истинный».

В 1956 году Владимир Перцов Московский полиграфический институт окончил и стал активно сотрудничать с издательствами. «Я давно варюсь в котле оформительских, а потом и иллюстративных книжно-журнальных работ. В детстве помогал маме — заливал краской контуры написанных ею букв. В школе постоянно делал всякие стенгазеты и даже прославился выпуском регулярных листков: „Календарь знаменательных дат“ — заголовок, портрет, статья, иногда ещё рисунок какой-нибудь. Помню, первый был посвящен Рембрандту. Даже послали в Артек. И в книге я начинал как оформитель. Потом.. Юрий Молоканов позвал меня в „Мурзилку“, а Лосин и Монин привели меня в „Малыш“, к Ивану Бруни — тогда он ещё назывался „Детский мир“. Но шрифты в книжках всегда любил писать — и для своих книжек и для книжек друзей и знакомых».

В искусстве шрифта, строго каноничном, как ни одно другое скованном многовековыми традициями, Перцов совершил своеобразную революцию. Ему удаётся быть удивительно непринуждённым и свободным. Он не строит и не вычерчивает буквы, не пишет их каллиграфически выработанным изящным почерком. На обложках и титульных листах многочисленных детских книжек он рисует сочной кистью, свободным, неровным мазком свои часто угловатые, не одинаковые по наклону, по толщине и насыщенности цветом, как будто небрежные и корявые буквы. Но вот эти его грубоватые надписи делают книжку неожиданно нарядной, живой и привлекательной.

Они разговаривают с читателем не чопорным языком классического шрифта, и речь их оказывается для маленького читателя очень своей и понятной. Ведь ребёнок и сам, кажется, мог бы нарисовать почти такую же, растекающуюся неровными кляксами, замечательно большую — во весь лист — букву! Под пером и кистью Перцова шрифт становится неожиданно привлекательным и живым. Они же почти одушевлённые существа — эти перцовские буквы: каждая со своим характером, который очень часто совсем иной, чем у соседних знаков в одном слове.

Прекрасно увязываясь в целое — в слово, в строку, в страницу или разворот (так выразительно размахнулось у него через весь разворот громадное и как будто шевелящееся, живое слово «Тараканище»!), эти буквы не теряют своей индивидуальности и живут в очень цельной композиции всегда дружной, но на редкость пёстрой семьёй.

«...уже два года, как я пришел преподавать еще и в Художественный институт имени Сурикова — преподаю шрифт, и это, мне кажется, связало мою творческую судьбу в единый узел. И сейчас, когда казалось компьютерные технологии совсем вытеснили рисованный шрифт из книги, руководитель Графического факультета Олег Михайлович Савостюк, с которым я много лет сражался в теннис, пригласил меня преподавать Историю и Искусство шрифта и мне это показалось очень интересным. Ведь шрифт очень красноречив и его рисунок может о многом рассказать даже прежде изображения».

Ещё одно чудо — это отношение надписей Перцова к рисункам других художников. Владимир Перцов часто выступал в соавторстве с коллегами, для которых делал шрифты в оформленных ими книгах. Среди этих художников — Май Митурич, Иван Бруни, Евгений Монин, Вениамин Лосин — мастера с характерными и разными графическими почерками. Перцов на удивление органично компонует саму графику (не всегда свою) со шрифтом (надписью), демонстрируя незаурядное и живое видение книжного пространства, когда пластика и темп письма в точности совпадают с темпом и пластикой рисунка. И каждый раз вроде бы небрежные, легко, с налёта сделанные заголовки Перцова удивительно попадают в унисон с ритмом и строем помещённого рядом рисунка, подхватывают манеру того или иного художника, так что кажутся написанными той же рукой, той же кистью.

Самый темп письма и пластика кистевого мазка в точности совпадают с темпом и пластикой рисунка. Невозможно представить себе, что эти иллюстрации не задумывались с самого начала в полном единстве, в общей композиции с такими шрифтами. Между тем рисунки, конечно же, делались отдельно и попадали в руки Перцова уже готовыми. Особенно к стеклянно-прозрачному миру иллюстраций Мая Митурича, которому акварельная кисть определённо служит орудием рисования, а не живописи, подобрал Перцов очень тонкие шрифтовые «ключи», и притом совершенно различные в разных его книгах.

Художник Май Митурич когда-то и написал о своём друге Владимире Перцове: «Яркий иллюстратор, вдумчивый, серьёзный рисовальщик, Перцов к тому же великолепно владеет шрифтом. Будучи добрым товарищем, он никогда не отказывает в помощи по части шрифта своим менее разносторонним друзьям. Нельзя без восхищения наблюдать за тем, как Перцов рисует (именно рисует) свои буквы. Без эскиза, даже без предварительной разметки и обязательных линейки и угольника, вначале задумавшись, он водит в воздухе кисточкой или пальцем. Прицеливается. Слово, строку он может начать рисовать с середины, с конца. И становишься свидетелем подлинного чуда, когда кривоватые в отдельности буквы укладываются, благодаря чудесному ритмическому дару художника, в стройные звучные строки, органически связанные с предложенным ему изображением».

И сам Перцов говорил: «Я им всем шрифты писал. Подойдёт кто-нибудь: напиши на обложку! Сколько их было! А знаете, что есть шрифт „pertsoff“ в каталоге шрифтовом?» Конечно же, знаем. Если бы этот шрифт принял за основу Пётр Первый, вся культура России-матушки по другому пути, может быть, пошла бы.

Уже этих многочисленных книжек, в которых Перцов выступает в соавторстве со своими друзьями-иллюстраторами (и где его творческое участие большей частью даже не отмечается в выходных данных), было бы довольно, чтобы судить о нём как о ярком и своеобразном мастере книжного искусства. Но есть также и солидный ряд таких изданий, где Перцов — полноправный автор, создатель не только шрифтового оформления, но и всего художественного замысла книги, её общей графической композиции и многочисленных иллюстраций.

Произведения Владимира Валериевича хорошо известны по многим отечественным и зарубежным выставкам, в том числе и персональным. Особенно он любил выступать вместе со своими друзьями-единомышленниками — Вениамином Лосиным, Евгением Мониным, Виктором Чижиковым. Они были столь неразлучны, что их прозвали мушкетёрами.

«Я счастлив, что работал вместе с ними, что принадлежу к русской школе графического искусства, известной всему миру своим высоким профессионализмом».

Особой, можно сказать, «своей» темой, особым художественным миром для Владимира Перцова с конца 60-х становится русская история. Открыл он её для себя не сразу — уже на исходе первого десятилетия творчества. В то время он был чуть ли не единственным художником, раскрывавшим тему древнерусской истории для детско-юношеской аудитории. Мир русской старины — достоверный и легендарный, обогащённый и украшенный фольклором, но сохранивший под его яркими красками зерно исторической подлинности — русская история, русские легенды, сказки и былины стал необыкновенно близким, живым и понятным детям.

«Свою первую книжку мне назвать трудно. Сначала делал маленькие книжечки, рисуночки в журнал „Мурзилка“ и в разные сборники, потом делал уже большие, но тонкие книжки про веселых октябрят — я еще в институтские годы много рисовал детей с натуры: в скверах, парках, дома. Но как-то в Доме Творчества сделал 4 листа к повести Бориса Шергина „Ваня Датский“ (1969), они понравились в „Малыше“ и из них потом сделалась книжка, но раньше мне заказали былину „Садко“ (1970) в чудном пересказе А.Нечаева. Это моя первая книжка, которой не стыдно. И с тех пор моя главная тема — русская история. Делал я и былины и русские сказки, но они для меня тоже история — дописьменных традиций, когда поэтический и фантастический момент вводится древним автором, или авторами — каждый последующий исполнитель был и соавтором — для лучшего запоминания, система бесконечно далеких „доисторических“ времен».

С тех пор Владимир Валериевич проиллюстрировал более ста книг. Из значительных — три серии рисунков к сочинению Олега Тихомирова «На страже Руси», своего рода триптих, повествующий о великих русских полководцах — Александре Невском, Дмитрии Донском, Козьме Минине и Дмитрии Пожарском. Художник досконально изучал исторический материал. Для того чтобы подготовить иллюстративный цикл «На поле Куликовом», он поехал в Задонщину, долго бродил по лесам и полям, по берегу реки Непрядвы, по окрестным деревням.

И конечно, поражает великолепное знание исторического и этнографического материала. Здесь всё достоверно — одежда, оружие, пейзаж, лица. Но вместе с тем здесь нет ничего натуралистического, никаких изломов, патологии или неврастении. Его рисунки по колориту очень музыкальны, настолько он умеет сопоставить цвета, их отношения, тона, колорит. Они рождают мелодию возвышенную, взволнованную и суровую.

Иллюстрировал Перцов также и сказки. Ему хорошо даётся невсамделишность сказочных персонажей, он умеет подчеркнуть условность, выдуманность таинственного сказочного мира.

Но... «теперь я не рисую. Я как-то не сумел вписаться в новые условия, оказался не востребованным. А сейчас меня рука перестала слушаться в должной мере, и я боюсь браться за рисование, иногда пишу, как и всегда это делал, пейзажи».

«Последнюю книгу я иллюстрировал в 1997 году. С тех пор, вот уже семь лет, не сделал ни одного рисунка к детской книге. Для художника — это трагедия. Всю жизнь отдать детской книге, быть признанным специалистами и читателями — и такой печальный финал! Откровенно, мне даже не хочется работать в сегодняшних условиях непрофессионального, невежественного, „базарного“ отношения к детской книге. Она стала товаром, а не произведением искусства, в том числе и графического. Сегодня хорошие художники не нужны. Вот и остались мы без работы».

Больно, обидно слушать старого художника. Быть может, он не во всём прав. Ведь с каким удовольствием Владимир Валериевич говорит о своих учениках, студентах Университета печати (бывшего Полиграфического института). Говорит и о том, как они жадно и благодарно воспринимают его искусство и находят возможности его использования в сегодняшние дни. Значит, оно нужно, значит, оно не умерло!

«Уже давно, 18 лет, главное мое дело — преподавание в Московском университете печати, который сам кончил 50 лет назад. Недавно защищали дипломы студенты моего курса, который я вел 5 лет — я тогда преподавал рисунок, живопись и композицию. Так получилось, что дипломы они практически делали без моего участия, их вели преподаватели кафедры книжного дизайна. Последнее время наши дипломники в основном делают дипломы на компьютере, это почти всегда оформительские работы и я был уверен, что тем более так будет и в том году. Каково же было мое удивление, когда почти все работы оказались обширными и серьезными иллюстративными циклами. Сейчас, когда искусство изображения почти совсем ушло из взрослой книги, это было чудом и вселяет надежду, что грядёт новый расцвет искусства книжной графики. Теперь у нас образовалась и кафедра иллюстрации, и я преподаю на ней».

Владимир Валериевич Перцов получил за свои работы около 40 почётных дипломов. Вероятно, больше, чем кто-либо из детских художников. Его рисунки можно отличить на любой выставке, в любом, самом почтенном соседстве. Его произведения всегда узнаваемы, ёмки, удивительно пластичны, энергичны и эффектны. Он умеет строить сложнейшие, многофигурные, многосюжетные композиции, но так просто, доступно, увлекательно, что эти рисунки можно смотреть долго и всегда открывать для себя что-то новое, неожиданное.

«И ещё — у меня есть компьютер и я на нем пишу книжки. Я написал путеводитель по Подмосковью, он уже три раза издавался, потом путеводитель по соседним областям — „Соседи Подмосковья“, написал часть (малую) книжки „Искусство рисунка“. И ещё разные статьи на темы искусства, истории, краеведческие очерки. Очень многое надо успеть сделать».

фото: Александра Кириллина, редакционно-издательская группа «Наша школа», архивные фото взяты с сайта князя Николая Голицына

ПРОИЛЛЮСТРИРОВАННЫЕ КНИГИ
Владимир Валериевич Перцов: другие статьи