Геннадий Владимирович Калиновский (р. в 1929-м) — книжный график.

Первая книжка для детей с его рисунками: О. Донченко. Василько (М. — Л.: Детгиз, 1953).

К лучшим его работам в детской книге следует отнести: П.Л. Трэверс «Мэри Поппинс», пересказал с англ. Борис Заходер (М.: Дет. лит., 1968), В. Катаев «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» (там же, 1973), Э. Успенский «Дядя Федор, пес и кот» (там же, 1974), Л. Кэрролл «Приключения Алисы в Стране Чудес», пересказал с англ. Борис Заходер (то же), Ю. Коваль «Недопёсок» (там же, 1975), Д. Харрис «Сказки дядюшки Римуса», перевод с англ. и обраб. М. Гершензона (там же, 1976), Ю. Коваль «Приключения Васи Куролесова», «Пять похищенных монахов», повести (там же, 1977), Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье», перевод с англ. Вл. Орла (там же, 1980), Д. Свифт «Путешествия Гулливера», пересказ с англ. Т. Габбе [и 3. Задунайской] (там же, 1985).

Кроме печатаемой здесь, известны следующие интервью, статьи и заметки художника: «Работа — это тишина и покой», записала Л. Кудрявцева (журнал «Детская литература», 1978, № 2, с. 78-79); «Книга Л. Кэрролла — не сказка», выступление на симпозиуме БИБ-81; «Как возникает иллюстрация для детей» (там же, 1982, № 5, с. 75-76); «Роман Свифта — это, может, препарирование одного и того же извечного вопроса...» (там же, 1983, № 1, с. 80); «Уметь увидеть мир», интервьюировал М. Дубровский (Учительская газета, 1986, 18 января).

Некоторые высказывания Г. Калиновского цитированы в очерке Л. Головановой «Когда книга прочитана сердцем» (Книжное обозрение, 1979, 13 апреля, с. 11). В статье, печатаемой с сокращеньями, художник рассказывает о своих методах иллюстрирования книги.

«А что такое иллюстратор? — говорит Геннадий Калиновский. — Станешь перед фонарём и закроешь объект освещения. Надо забыть себя. Художник-иллюстратор имперсонален. Важно лицо книги, а не лицо художника. Каждая новая книга делает и меня другим. Забрасываешь в себя новую тему и сам меняешься» («Работа — это тишина и покой»).

<...> Подобно токарю, отлаживающему свой станок для работы в новом режиме, иллюстратор должен отлаживать свою психику, перестраивая её каждый раз для работы над новой книгой.

Дело не в изменении только техники рисунка. Сначала нужно решить целевую установку иллюстрирования. <...>

Книги о приключениях Алисы я иллюстрировал трижды. Лет десять назад это были «Приключения Алисы в Стране Чудес» в переводе Б.Заходера, потом «Алиса в Зазеркалье» в переводе В.Орла. Сейчас я делаю «Алису» опять в переводе В.Орла — книгу цветную [1].

Кэрролл, как известно, написал свою книгу о маленькой десятилетней соседке. Менее известно, что первый иллюстратор «Алисы» сэр Джон Тэнниэл, в свою очередь, нарисовал свою соседку — тоже десятилетнюю девочку. Я, не нарушая устоявшейся традиции, нарисовал свою соседку Леночку П.

Одна задача была мной решена.

Книга Л. Кэрролла, на мой взгляд, не сказка. Сказка лишена парадоксальности, у сказки твердая этическая основа <...>. Это первое. Второе — это своего рода роман из жизни парадоксов. Третье — это, возможно, пародия традиционного математика, каким был Кэрролл, на положения новой неевклидовой математики, к которой, как известно, профессор Доджсон относился весьма иронически (но, как говорили мне математики, пародия непроизвольно переросла в свою противоположность, то есть в утверждение положений адресата иронии). Этот аспект книги я плохо ощущал, ибо не в ладах с высшей математикой, и просто поверил на слово.

Четвёртое — книга написана в ключе визионерского ощущения бытия, как сновидение.

Все это надо было учесть и рисовать, имея в виду все четыре положения. <...>

Я могу работать только при полной консервации от натиска жизни. Более того. Я полностью закрыл свою мастерскую от света, закупорив все окна и почти прекратив любое общение, и лежал в полусне-полуяви долгие дни и недели, просматривая одну за одной разнообразные картины, поднимающиеся из некоего резервуара, как я понимаю, принятого называться подсознанием. Мои друзья до сих пор потешаются над моей консервной банкой, как они называли мою мастерскую. Я знаю одного уважаемого художника, который часто с утра отправляется в магазин или на рынок, чтобы там разозлить себя, поругаться, чем и приводит себя в хорошее рабочее состояние. У каждого свой метод.

Иллюстрировал книгу я года полтора, но, правда, из них примерно год не брал в руки карандаш: все время «проигрывал» рисунки мысленно.

«Приобретая сноровку, мы теряем чутьё», — говорил Киплинг. Он был прав — работать только благодаря профессиональной сноровке не очень серьёзно по отношению к искусству, ибо профессиональный уровень графиков сейчас высок. Это и много, и уже очень мало.

Я решил использовать в работе чуть деформированное пространство и трёхмерный шрифт в трёхмерном построении.

Такой шрифт я делал впервые ещё лет десять назад в книге «Алиса в Стране Чудес». Для такой лукавой книги подобное прихотливое и лукавое построение вполне уместно. Мне, правда, говорили, что такая усложнённость непосильна детскому глазу. Это неправильно. Дети в массе любознательны и обожают разгадывать ребусы. И, судя по письмам, приходящим в издательство, рисунки дети в общем приняли. Приятно.

Труднее было со Свифтом [2].

Для начала мы с редактором [3] решили, что визионерскими причудами здесь не отделаешься. Свифт провоцирует способность художника не столько почувствовать книгу, сколько осмыслить её. <...>

Если в точности следовать Свифту, то выйдет и должен выйти не больше чем просто политический памфлет на Англию начала XVIII века.

Примем за основу памфлетный вариант и для начала присмотримся к королю. За вычетом своего титула он ведет себя, скажем прямо, как обычный в земной истории «великий человек». Он приспосабливает силу, попавшую в его руки, к своим нуждам. Он кормит её за свой счёт, а не за счёт своих подданных.

<...> Ведёт ли себя народ по-лилипутски? Смешно и мизерно? При более или менее внимательном чтении этого не скажешь. Они искусны и храбры — ведь не побоялись они человека-великана: связали его и заставили принять свои условия жизни. Притом они рисковали, и к тому же смертельно. Выходит, что они не «лилипуты», а в общем-то славные человечки, просто очень маленькие. Ничем, кроме роста, не отличающиеся от Гулливера.

Редактор и предложила мне решить иллюстрации к Свифту как произведение реалистическое с определенным фантастическим допущением. Изображать можно и нужно лилипутиков с симпатией, вполне серьёзно, с вниманием к индивидуальности каждого, то есть просто уменьшенные копии обычных людей в костюмах. <...>

Собственно, это книга о человеке. Ничтожен ли он, велик ли, имеет ли смысл его существование? Можно ли дать однозначное определение жизни, исчерпывающее?

И я думаю, что и Свифта трудно определить однозначно.

Я и стал делать рисунки, от одного к другому находя решения, подходящие именно для данного рисунка, — не руководствуясь единой схемой, целевой (а с самого начала была у меня такая схема: Гулливер — норма, а всё остальное аномалии. Мы от нее отказались, как от недалёкого решения), полностью исключив просто развлекательность рисунка — каждый должен был иметь смысловой стержень.

После всех этих обсуждений я прибил к стенке над столом бумажку и написал:

не слишком гротескно,

не слишком серьёзно,

не слишком экстравагантно,

не слишком исторично.

Это и была моя установка.

Я знал, что некоторые художники порой иронически относятся к слову. Думаю, что в этом есть доля кокетства. Но есть и доля беспомощности перед словом, как у лисы перед виноградом.

<...> В первом рисунке, на котором Гулливер лежит связанный, я засыпал его огромным количеством лилипутиков, подобно комарам, облепившим пенёк,— и его почти и не видно под ними — маленькие человечки поглотили большого. И рисунок, я думаю, стал полнее. Лилипутиков много — их сотни, и ни одного я не имел права сделать статистом, или, как мне советовали — куколкой. На Гулливере копошился хорошо отлаженный государственный механизм, где каждый его элемент был автономной единицей.

Что Гулливер для этого мира? Явление природы, как снег, град, дождь, косой дождь — «я пройду стороной, как проходит косой дождь» [4] — и эти неожиданно пришедшие на память печальные строчки и определили решение картинки.

Когда маленькие человечки прощаются с Гулливером, они притихшие и несколько подавленные,— ведь из их жизни уходит нечто яркое, волшебное даже, некое возвышенное явление природы — Человек-Гора.

А Человек-Гора на следующем развороте — крохотный, в крохотной лодочке, среди огромного пространства, где нет уже ни великанов, ни лилипутов, «и время, вперёд! мужайся, старое сердце!..» [5] Подобные решения — довольно обычные режиссерские решения. Насколько они изобразительны получились, понятно, судить не рискну. По сути, эта статья — о моих благих намерениях.

Книга была цветная. Это первая моя цветная книга. Рисунки к Свифту нельзя написать, их надо лепить цветом. Поскольку книга эта — не книга-состояние, а книга-форма. Макет я пробовал решить как непрерывный, где рисунки связаны не текстом, а напрямую друг с другом, как ручеёк, от начала до конца. Получилось это, по-моему, слабо — этот ручеёк.

Моё дело — изображение. «Изображай, художник,— слов не трать!» [6] Но поскольку я уже изобразил, то можно и поговорить. Несколько многоречиво, правда, но не обессудьте: когда долго работаешь над книгой, много и думаешь о ней.

[1] Автор имеет в виду издания: Л. Кэрролл «Приключения Алисы в Стране Чудес», сказка, рассказанная Борисом Заходером. Пересказ с англ. Иллюстрации Г.Калиновского. М.: Детская литература, 1974. Л.Кэрролл «Алиса в Зазеркалье», перевод с англ. Вл. Орла. Художник Г. Калиновский. М.: Детская литература, 1980.

И ещё не вышедшее издание «Алисы в Стране Чудес» в переводе Вл. Орла. Поскольку художник не рассказывает здесь об одной из лучших своих книг, сделанных после «Алисы в Стране Чудес», позволим себе процитировать его статью «Работа — это тишина и покой» (Детская литература, 1978, № 2): «После „Алисы“ редактор А .Сапрыгина предложила мне „Сказки дядюшки Римуса“. Я перетрусил и всполошился. Как их делать? Со зверьем у меня нелады. Жена мне заклеила все фростовские рисунки в книге, и я стал читать. Чорт возьми, да это не сказки, а горькое бытие. Сапожник-то — негр, в его историях и сквозит оттенок африканского фольклора, где мир держится добром, а движется злом. Нет, не на фоне пасторальных лужаек надо рисовать все это. Кролик говорит опоссуму: „Прыгай через костер“. Тоже мне друзья! Для кролика прыгать, конечно, дело привычное, а каково опоссуму? Да эти сказки — настоящий плутовской роман, всяк так и норовит другого слопать, без сахара. Вот тебе и герои! Кто-то из редакторов мне посоветовал: „Сходи в зоопарк, порисуй кроликов“. Нет, это не анималистические персонажи. Про кролика-то как говорится, что он сунул руки в карманы. Функции его человеческие. Этот пройдоха вечно настороже, ушки на макушке, я их такими и нарисовал. У настоящего кролика уши — вниз и длиннее в восемь раз.

Придумывал я все это несколько месяцев, а рисовал несколько недель. „Подземная“ работа всегда очень долгая. Это как у земляники — корневище огромное, а стебелек маленький. „Сказки дядюшки Римуса“ — плотные, фактурные. Мне хотелось сделать как бы масляную живопись. Применил я ацетатные белила. Щетинной кистью покрывал ими все поле листа. А потом в нужных местах эту фактуру процарапывал бритвой, рисунок заливал черной акварелью. Получались рисунки острые, „колючие“, без намека на идиллию. Волк—это техасский парень, кролик—ловкач, ему тоже палец в рот не клади. Каждый здесь хватается за жизнь, как умеет».

«Сказки дядюшки Римуса» Джоэля Харриса с рисунками американца А. Фроста издавались по-русски с 1936 года (М. — Л.: Детиздат). С иллюстрациями Г.Калиновского выпущены в издательстве «Детская литература» впервые в 1976 году.

[2] Речь идет об издании: Д. Свифт «Путешествия Гулливера», роман, пересказала с англ. для детей Т. Габбе, художник Г. Калиновский. М.: Детская литература, 1985.

[3] Редактором этой и многих других книг, которые иллюстрировал Г. Калиновский, была Анна Борисовна Сапрыгина (р. в 1935-м) — художественный редактор в издательстве «Детская литература».

[]4 Из заключительной строфы стихотворения В. Маяковского «Домой!» (1925). У Маяковского: «...А не буду понят — что ж, по родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь».

[5] Ф. Ницше. Так говорил Заратустра. «Книга для всех и ни для кого», введение Елизаветы Форстер-Ницше, перевод с нем. В. Изразцова. СПб., 1913, стр. 271.

[6] Цит. по докладу Т. Манна «Иосиф и его братья», перевод Ю. Афонькина, в кн.: Т. Манн. «Иосиф и его братья», перевод с нем. С. Апта. Т. 2. М.: Художественная литература, 1968, стр. 900.