Главная » Как находят себя
07.02.2013 Просмотров: 4149
Хайкин Давид Соломонович
Как находят себя


По-разному пытались рассматривать хайкинскую метаморфозу. Одни считали её результатом увлечения примитивизмом (не случайно именно в это время были заново «открыты» А. Руссо, Н. Пиросманишвили), другие видели в его иллюстрациях исключительно влияние народного творчества. Поговаривали об элементах стилизации. При тщательном анализе в иллюстрациях этого периода, действительно, у художника можно было найти и то, и другое...

Как находят себя

автор: Виталий Амурский источник: donna_benta для kid-book-museum.livejournal.com

Давиду Хайкину долго не везло. И не потому, что кто-то «затирал» его. Не везло на свое «я». Хайкин начал работать как профессиональный художник в начале пятидесятых годов, когда большинство художников находилось в плену «принятых норм». Десятки книг явились результатом его иллюстраторской деятельности. Но кто знал этого художника?

Заметили его, заговорили о нём ― недавно. Заговорили так, будто вместе с книжками «Соловьята» А. Сиххата и А. Шаика, «Ласточка» ― небольшим сборником армянских народных песенок в переводе И. Токмаковой, «Подснежник» ― таджикскими народными детскими песенками в переводе Н. Гребнева, «Ласковые песенки» ― азербайджанской народной поэзией в обработке А. Ахундовой и другими произведениями, выпущенными издательством «Детская литература», в середине шестидесятых годов в нашу книжную графику пришёл совершенно новый художник.

Творческий почерк «нового» Д. Хайкина и впрямь был самобытен. И прежде всего он не походил на тот ― аккуратный, тонкий, идеально «реалистичный», которым «писал» Хайкин прежде.

Но если иллюстрациями к произведениям с «восточными мелодиями» Давид Хайкин и не зачеркивал всё то, что сделал приблизительно до 1964 года, то во всяком случае проводил резкую границу между «прошлым» и «настоящим». Из рисунков художника стали полностью исчезать мелкая деталировка, светотень, перспектива. Такими «переломными» книгами оказались «Сны» А. Введенского, «Не буду просить прощения» С. Прокофьевой (1966), «Голубой метеорит» Р. Сефа (1969), «Властители леса» Луда (1970)...

По-разному пытались рассматривать хайкинскую метаморфозу. Одни считали её результатом увлечения примитивизмом (не случайно именно в это время были заново «открыты» А. Руссо, Н. Пиросманишвили), другие видели в его иллюстрациях исключительно влияние народного творчества. Поговаривали об элементах стилизации.

При тщательном анализе в иллюстрациях этого периода, действительно, у художника можно было найти и то, и другое...

Но в какой степени? Ответ на этот вопрос прояснял многое.

Можно ли было говорить о Д. Хайкине как о «стилизаторе»? Нет. Это доказывают его работы, безусловно «что-то напоминающие», но неуязвимые по своей конструкции, внутренней организации, наконец, по своей завершённости в целом.

Здесь скорее был синтез не просто стилей, больше ― учений; не средства внешней выразительности искал художник, он пытался уяснить приметы времени.

Сказывался результат каких-то важных перемен, случившихся прежде всего в сознании художника.

Каких же?

Обратимся к началу шестидесятых годов и вспомним, сколько действительно нового хлынуло в нашу художественную жизнь. Именно в этот период в нашем национальном искусстве происходил подъём, связанный с возрождением памятников старины. Волна, захватившая мастеров разных дарований, не миновала и книжную графику.

Пример Т. Мавриной, попытавшейся перенести традиции русскою лубка в современную книгу, дал определённый стимул молодым; многие с азартом кинулись к хохломской игрушке, народным вышивкам, резьбе... Уроки прошлого усваивались по-разному.

Эти же годы характеризуются огромным потоком зарубежной информации. Имена выдающихся современных художников стали достоянием нашей художественной действительности.

Да, в водовороте новых течений, новых направлений, что-то уходило, тонуло навсегда, что-то выносилось наверх... В стремительном процессе нужно было делать стремительный выбор. Д. Хайкин сделал его.

Как это получилось? Он не проигнорировал опыт художников, обратившихся к народному творчеству. Но принял его сдержанно. Он не бездумно отнесся и к тем завоевавшим в области художественной эстетики, которые демонстрировали зарубежные мастера, но оказался достаточно аналитичным, чтобы не впасть в заимствования.

Такой синтез дал любопытный результат. Хайкинская иллюстрация приобрела непосредственность лубка и сосредоточенное разглядывание мира сквозь опыт современного искусства. Самое же главное заключалось в том, что теперь художник ощутил в себе новые силы, увидел для себя новые возможности, перспективы. Круг условностей разорвался. «Я» обретало свою жизнь. Своё достоинство.

«Я люблю цвет. Каждую вещь я решаю прежде всего в цвете ― через него можно добиться большого пластического эффекта, динамики. Искусство ― очень условная вещь. Теперь я понял, что добиваться в плоскости листа объёмного изображения нецелесообразно. Объёмна скульптура, „пространственен“ кинематограф... На бумаге же, на холсте всё должно находиться в одной плоскости...»

Это одна из его точек зрения. Возьмите любую из работ Д. Хайкина, и вы сразу уловите его манеру.

Что характерно для неё? Прежде всего у Хайкина осмыслена каждая линия: не прихоть воли или фантазии, а расчётливость, подсказанная исключительно тонкой художественной интуицией, лежит в основе каждой иллюстрации, каждой заставки. (Может быть, поэтому хайкинские иллюстрации иногда создают впечатление некоторой искусственности?) Здесь нет главных и второстепенных деталей ― всё подчинено общей логике, заданной тональности.

Предметы автономны. Это автономия героев теневого театра, где благодаря незаметному движению руки артиста, на сцене происходят передвижения, есть жизнь.

Декорация отсутствует. Всё обнажено. Каждый предмет в какой-то мере несёт эту нагрузку. Каждый предмет ― знак, символ, метафора.

Спектакль разыгрывается по законам цветовой драматургии. Может быть, поэтому книги с иллюстрациями Д. Хайкина так декоративны, затейливы?

«Станковист может передать в портрете каменный или стеклянный взгляд, но это не будут каменные глаза (репинский этюдный портрет Победоносцева); художник декоративного или монументального плана, наоборот, может дать именно каменные глаза (Демон у Врубеля)‚ но они не будут безжизненны и мертвы, как камень. Декоративная метафора, благодаря своей особой предметности, позволяет сравнивать и „монтировать“ вещь не только с другой вещью, но, одновременно, и со всем окружающим миром (по принципу „часть и целое“). Это означает, что зритель может воспринимать не только прямое содержание вещи, но и то содержание, которое возникает по самым широким ассоциациям в его воображении. В общем, если сказать кратко: декоративность есть особая форма выражения красоты...» (журнал «Творчество», № 3, 1972, «Ваше мнение?» ― выступление кандидата искусствоведения К. Макарова, стр. 16)

В какой-то мере всё это приложимо и к иллюстрациям Д. Хайкина. И в силу такой обусловленности книги, «сделанные» им, ― «декоративны».

Часто личность раскрывается через детали.

Д. Хайкин не очень любит работать на пленере, но одна из самых больших страстей художника ― путешествия. Маленькие и большие. От прогулок по старым московским улицам до поездок по самым разным городам.

Нет большой симпатии к путевым зарисовкам. Главное ― отстаивается в памяти. Важна сумма эмоционального восприятия увиденного, пережитого.

Воспоминания возникают по-разному. Одни летучи. Другие постоянны. С Москвой у Д. Хайкина связано детство. Дань ему ― элегические пейзажи переулков Арбата, района Патриарших прудов, Никитских ворот...

Когда-то в годы войны школьником-старшеклассником Давид жил с родителями в Казани, в Чебоксарах. Кстати, здесь начинался его трудовой стаж: работа в мастерской агитплакатов. Но самое главное, наверное, в том, что именно на Волге ощутил он тот дух самобытных, колоритных местечек, которые не раз волновали живописцев России...

Всё это вместе взятое ― и есть его мир. Именно отсюда черпает он внутренний свет, берёт силы. Именно поэтому эффект хайкинских иллюстраций ― эффект яркости, жизненности, своеобразной поэтичности. И в целом он не «заглушается», просто не может быть «заглушён» рациональным подходом к каждой работе.

Мне нравится собранность «нового» Д. Хайкина.

Понятия эмоциональной выкладки, отдачи творческих сил бывший суриковец не распределяет на главные и второстепенные. В процессе работы он сохраняет исключительное единство, исключительное уважение к делу. Он человек поистине титанической работоспособности.

Его главное рабочее место ― мастерская. В ней он проводит не часы, а буквально сутки.

Здесь родились и его прекрасные иллюстрации к таким детским книгам, как «Шел цыплёнок в Куд-кудаки» Э. Мошковской (1970), «Утро» (сборник детских песенок народов Югославии), «Соломенный бычок ― смоляной бочок» (украинская сказка в пересказе А. Нечаева, 1971).

Здесь же он недавно закончил и сдал в издательство «Детская литература» прекрасные рисунки к книгам «Верблюжонок» И. Тапдыга, «Данчо ― смелый мальчищка» К. Малина (перевод с болгарского).

Но когда видишь эти работы, не веришь, что сделаны они в помещении, в четырёх стенах.

Так много в них солнца, силы, непосредственности!

Д. Хайкину сорок четыре года. Сегодня он на подъёме. Дорога, выбранная в зрелом возрасте, не бывает чересчур гладкой...

ПРОИЛЛЮСТРИРОВАННЫЕ КНИГИ
Давид Соломонович Хайкин: другие статьи